Каждое утро старушка покупала 40 кг мяса. Когда мясник проследил за ней — он увидел то, что не забудет никогда

Каждое утро, ровно в девять, дверь мясной лавки на углу Вильгельмштрассе открывалась с тихим скрипом.
Входила она — миссис Элеонора Вайс, семьдесят лет, хрупкая, седая, с тележкой на колёсиках и вечной серой шалью на плечах.

— Как обычно, сорок килограммов говядины, — произносила она глухим голосом, кладя на прилавок аккуратно сложенные купюры.

Молодой мясник, Даниэль, каждый раз терялся. Сорок килограммов — ежедневно! Это же почти половина туши.

Сначала он думал, что женщина помогает приюту. Потом решил — может, кормит собак, или поставляет мясо в ресторан.
Но неделя за неделей — всё одно и то же. Ни объяснений, ни улыбки. Только запах — резкий, металлический, словно старое железо и кровь.

Когда Элеонора уходила, в лавке долго висел тот странный аромат, от которого у Даниэля почему-то холодело внутри.

Однажды вечером он не выдержал. Любопытство стало сильнее страха.
Даниэль закрыл лавку и, спрятавшись под капюшоном, пошёл за ней.

Она шла медленно, тяжело катя тележку, в которой лежали упакованные куски свежего мяса. Снег скрипел под ногами, фонари едва освещали пустынные улицы.
Женщина пересекла мост, прошла мимо складов и остановилась у огромного заброшенного завода.

Даниэль нахмурился. Завод уже лет десять стоял пустым. Стёкла выбиты, стены почернели от сырости.
Но Элеонора открыла боковую дверь ключом — и исчезла внутри.

Он ждал. Минуту. Пять. Двадцать.
Когда она наконец вышла, тележка была пуста. Ни пакетов, ни следов мяса. Только её руки дрожали, а лицо было мертвенно бледным.

На следующий день всё повторилось.
И на третий — тоже.

Тогда Даниэль решился.
Когда Элеонора скрылась за ржавой дверью, он пробрался следом.

Внутри было темно и сыро. Запах — тяжёлый, прелый, будто внутри сгнили годы.
Он услышал странные звуки — не шаги, не человеческий голос. Что-то между рычанием и стоном.

Даниэль осторожно подошёл ближе, заглянул в трещину в бетонной стене — и застыл.

В старом цехе стояли массивные клетки.
И в них… львы. Настоящие, огромные, с густыми гривами и янтарными глазами. Четверо. Они двигались нервно, рычали, грызли кости, разбросанные по полу.

А у дальней стены, в старом кресле, сидела Элеонора.
Вязала шарф и тихо говорила:

— Тише, мои хорошие… скоро снова бой. Люди ждут. Вы должны быть сильными.

Даниэль отпрянул. Сердце колотилось, пот выступил на лбу.
Но один из львов вдруг поднял голову и зарычал. Звук прокатился по залу, как гром.

Элеонора резко обернулась. Её глаза сверкнули.
— Кто здесь?! — выкрикнула она.

Он не стал ждать. Бросился к двери, спотыкаясь, вылетел наружу и, не оглядываясь, набрал полицию.

Когда прибывшие офицеры ворвались внутрь, они не поверили своим глазам.
Всё оказалось реальностью: клетки, мясо, следы боёв, следы крови на бетонном полу.

Элеонора Вайс оказалась бывшим зоологом. После закрытия городского зоопарка она забрала четырёх львов, «чтобы не дать им погибнуть».
Но со временем она превратила заботу в бизнес — устраивала подпольные бои, куда приезжали состоятельные зрители со всей Европы.

В подвале нашли импровизированную арену, лампы, камеры, даже кресла для зрителей.

Когда Элеонору вывели в наручниках, она шептала:
— Они не звери… они — мои дети. Я просто хотела, чтобы их помнили.

Даниэль стоял рядом, глядя на пустой цех, где всё ещё пахло кровью и железом.
Он понял, что за серой шалью и тихим голосом скрывалась не просто старушка, а человек, которого разрушила одержимость — любовь, доведённая до безумия.

А наутро лавка снова открылась.
Но каждый раз, когда звенел дверной колокольчик, Даниэль вздрагивал — будто ждал, что на пороге снова появится седая фигура со словами:

— Как обычно. Сорок килограммов.