Он спас жену, потерял ноги и стал для неё обузой. Но когда она бросила его в глуши — там его ждала встреча, изменившая всё…
Каждое движение отнимало последние силы. Ник почувствовал, как волны слабости накатывают на сознание. Попытка повернуть голову обернулась мучительной неудачей — мышцы будто вросли в подушку. Веки опустились, и воспоминания вспыхнули, как обломки разбитого зеркала…
Он возвращался домой, уже сворачивал во двор, когда заметил машину Эмилии. Как всегда, та болтала по телефону и бросила авто посреди проезда, не обращая внимания на сигналы. Ник только вздохнул — она была неисправима.
И вдруг из-за угла вылетел фургон. Он петлял между рядами, будто потерявший управление, прямо на Эмилию. Холод пробежал по спине Ника — водитель не собирался тормозить.
— Эми! — он ударил по клаксону, но она лишь махнула рукой и рассмеялась в трубку.
Секунды растянулись. Он понял: если не вмешается — её больше не будет.
Ник вдавил педаль газа и направил машину под удар.
Последнее, что он помнил, — ослепительный свет фар и внезапное чувство облегчения.
Очнулся он в палате. Свет резал глаза. Сквозь шум аппаратов он услышал шёпот Эмилии:
— Ник, как ты мог…
— Фургон… он шёл прямо на тебя… — хрипел он, пытаясь подняться.
Она отпрянула.
— Сумасшедший! Он бы свернул!
Её голос резал больнее ножа. А потом — шаги по коридору. Хлопок каблуков. Тишина.
Две недели в больнице растянулись в вечность. Уколы вызывали покалывания, но ноги оставались мёртвы.
И вот однажды он услышал за дверью разговор:
— Шансы на восстановление? — голос Эмилии звучал натянуто.
— Почти нулевые, — ответил врач.
— Значит, я должна нянчить инвалида? — её смех был как плевок.
Ник закрыл глаза. Всё стало кристально ясно: любовь закончилась.
День выписки стал началом конца.
Он отказался от инвалидной коляски, но когда Эмилия приехала — нарядная, холодная — просто усмехнулся:
— Вези сразу на кладбище. Сэкономишь бензин.
Она не ответила. Лишь вела машину, глядя вперёд.
— Ник, выслушай спокойно. — Голос был ледяным. — Ты сделал выбор — спас меня. А я делаю свой. Не могу быть узницей чужой жертвы.
Он сжал подлокотники.
— Куда ты меня везёшь?
— В деревню. К твоей матери. Пусть ухаживает.
— Она даже не знает о катастрофе! — сорвался он.
Эмилия лишь сильнее надавила на педаль. За окнами мелькали поля, и каждый километр отдалял их друг от друга навсегда.
Они остановились у старого дома.
— Приехали, — бросила она, не глядя. — Я купила тебе кресло с электроприводом. Современно.
Больше она ничего не сказала. Просто села в машину и уехала.
Ник остался один — на пыльной дороге, с сумкой и телом, которое ему больше не подчинялось.
Но когда калитка скрипнула, и из дома выбежала девочка в ситцевом платьице, сердце дрогнуло.
— Бабушка, я помогу! — крикнула она.
А потом вышла его мать. Слёзы, руки, дрожь.
— Сынок… всё наладится. Главное — ты жив.
Он улыбнулся сквозь боль.
— Мам, кто это? — кивнул на девочку.
— Это… Лили. Дочь Ханны. — И после паузы шёпотом: — Твоей Ханны.
Мир замер. Имя пронзило, как молния. Девочка — его отражение в детстве.
— Ник… — раздалось за спиной.
Он повернулся и увидел её — Ханну. Всё те же глаза, те же руки, что когда-то умели лечить душу.
— Помнишь, как мы клялись не сдаваться?
Он хотел ответить, но не смог. Только засмеялся — тихо, с болью, с надеждой.
Лили подбежала и обняла его за шею:
— Папа, мы тебя вылечим!
Слёзы сами потекли по щекам. На пороге стояли мать и Ханна, шепча сквозь плач:
— Нашёлся… вернулся…
Через месяц Ник продал компанию и вложил средства в онлайн-дизайн, работая прямо с веранды.
Эмилия взорвалась, но было поздно — документы о разводе уже лежали у нотариуса.
Однажды он выехал во двор на новом кресле, сияя:
— Ханна, представляешь — у меня дочь!
— Папа, ну ты и хитрюга! — Лили фыркнула и топнула ножкой. — Почему молчал?
— Боялся, что не заслужил.
Она прижалась к нему, ткнув пальцем в грудь:
— Главное — что здесь.
Из окна выглянула Ханна, прижимая к груди свадебное платье. Воздух пах яблоками и солнцем.
И впервые за долгое время Ник понял: жизнь не закончилась.
Она только начиналась.